Письма М.А. Врубеля

М. А. ВРУБЕЛЬ — А. А. ВРУБЕЛЬ 1873 год

Прости мне, Анюта, что я так давно не брался за перо, чтобы побеседовать с тобою; меня все что-нибудь отвлекало: то — занятия по гимназии, то — поездка на праздники в Кишинев, да к тому же еще и лень проклятая замешалась.Искренне радуюсь я, что у тебя ее совсем нет, а если и есть, то весьма малая доза: твои занятия идут, — идут так успешно, что сиди ты на одной со мною скамейке и не будь мне сестрой, я бы тебе, ей-богу, завидовал; а при теперешних обстоятельствах я могу тебе от всего сердца пожелать впредь таких же успехов и даже еще больших, если это только возможно.

Ты, милая Анюта, на отличном пути: ты учишься, живешь в русском, деятельном, свежем городе и сама, следовательно, ведешь жизнь деятельную. Господи, как посмотришь на жизнь барышень новороссийских трущоб, да вот, чтобы не долго ходить, — на жизнь Софи Гартинг,¹ ее тетушки и братьев: наряды это их душа, это — пульс их жизни; сон, еда и апатичное, сонное бездействие, — вот в чем проявляется эта жизнь, или, лучше сказать, это прозябание. Если бы еще все это оживлялось выездами, — жизнь в свете имеет свою поэзию, свои хорошие стороны, но и этого нет; часы досуга (т. е. промежутки между спаньем, едою и туалетом) проходят в пустейших разговорах в самом тесном кружке знакомых, которые только притупляют и опошливают всю мысленную систему человека. Мужчины проводят время не лучше: еда, спанье и карты.

Если Гоголевская картина русского общества устарела, то никак не относительно Бессарабского общества. Этот застой, болото с его скверными миазмами, и порождает десятки болезней общества: самодурство, кокетство, фатовство, разврат, мошенничество и т. д. У бессарабских молдаван нет своей родной цивилизации; поэтому средний класс, или не очень богатые помещики, остаются необразованными степняками, a bеan-monde [Высшее общество (франц.).], воспитываясь в русских учебных заведениях, должны бы были, кажется, любить русских и отдавать справедливость их цивилизованности, но нет — они предпочитают основательному образованию, даваемому русскими уч[ебными] зав[едениями], те жалкие верхушки французской цивилизованности, которые они нахватали от гувернеров и гувернанток...

Но извини, что две страницы моего письма я занял совсем, может быть, неинтересными рассуждениями, но молдаване во время пребывания моего в Кишиневе так возмутили меня, что я рад случаю отвести с тобою душу. Обещаю в будущем письме продолжать мою руготню, уже по одному тому, чтобы продолжить до конца изложение идей об этих выродках. Вообще я положил себе за правило отвечать как можно обстоятельнее и логичнее на вопросы, которые задаешь себе по поводу разных явлений в жизни окружающего — настоящей и прошедшей; этим я занимаюсь лежа в постели, ожидая, покуда "сладкий сон смежит мои веки", в сочинениях по "Русской словесности" (за что я заслужил особое внимание Пересветова), позволь мне излагать мои мысли и в письмах к тебе. Прощай, Анюточка, напиши мне "что ты? как ты? переменило ли тебя время?" как говорит Тургеневский Михалевич... милый Тургенев, — прочла ли ты его всего, и что вообще ты теперь читаешь?

Еще раз желаю тебе всего, всего хорошего. Крепко, крепко целую тебя. Всех наших — кого целую, кому кланяюсь, а кому — целую ручки. Что поделывает Жоржа?

Извини, что так мало и бестолково пишу, — нет времени: много задано на завтра из геометрии.
___________________

¹ Софи Гартинг - сестра гимназистов, жившихпансионерами в семье отца художника.             

Врубель М.А. Мотив росписи панели. 1886. Бумага, акварель. 12,6х6,3. ГРМ

Врубель М.А. Проект росписи церкви. 1886. Бумага, акварель, бронзовая краска, лак, гуашь. 21,4х11,1. ГРМ

Врубель М.А. Архитектурный проект. 1900. Бумага, графитный карандаш, акварель. 50,7х67,5. ГРМ