Н.И. Мурашко. Воспоминания старого учителя
... 1Молодой или, вернее сказать, моложавый человек с светлым пушком на месте усов и бороды, среднего здоровья, даже немножко бесцветный лицом. Одетый небогато, с темно-серым маленьким брильком (шляпой) на голове, Михаил Александрович не производил внушительного впечатления, но его прекрасная петербургская речь, его интеллигентность и ум скоро заставляли обратить на него внимание. При моей попытке с ним поторговаться насчет платы — он, дескать, такой молодой еще и я его не знаю, чтобы сразу платить ему столько же, сколько я платил его предшественнику, — он возразил: "Я не так уже молод, я отбыл уже воинскую повинность, потом могу сказать, что я недурно рисую и у меня талант композиции". Такая прямота мне показалась чуть-чуть забавною, но его серьезный вид при этом заставил меня задуматься и принять без дальнейшего спора его предложение, тем более что мы контракта с ним не заключали... Михаил Александрович очень всех к себе располагал и внушил уважение к себе всей маленькой артели, работающей под его ближайшим контролем, удивительно умел всегда защищать ее интересы, не задевая моих интересов, как хозяина. Как истинно интеллигентный человек, уважая себя, он уважал даже самого маленького члена нашей артели.
Вечера проводили мирно в моей семье. Как будто сейчас я вижу перед собой балкон, кругом брошенный, запущенный старый сад. За чайным столом несколько молодых людей, группа детей. Михаил Александрович весело, мило шутил со всеми и отправлялся к себе в мезонин. В открытые окна мы слышали или "Ночи безумные", или "Благословляю вас, леса" — популярные романсы того времени... Хорошо жилось в то время, все были молоды, полны сил, и не думали, как ужасно жизнь себя покажет некоторым из нас...
...Скоро он [Врубель] получил заказ на местные образа в Кирилловский храм и уехал исполнять их в Венецию... Из Вены я направился в Венецию... Наутро я вышел из отеля, никого не беспокоив и ничего не спросив, вышел в неширокую улицу. В толпе я заметил бедного и лениво плетущегося нестарого итальянца. Я ему сейчас же вручил четко, чуть не печатными буквами, написанный адрес... Через несколько минут мы были у Врубеля... С нежно дружеской приветливостью мы встретились. Проводника я своего отправил, сунув ему в руку, что следовало, и остался у своего молодого друга. В сумерки мы велели перенести из отеля мои вещи, и я зажил в квартире радушного и приветливого Михаила Александровича. Помещался он в бельэтаже дома чуть не XIV века. Две комнаты были расписаны фресками; лепные потолки, все это как-то особенно настраивало. Четыре образа местных для Кирилловского храма в Киеве были начаты. Христос и Богоматерь были вполне выяснены, начат Кирилл и менее всего сделан Мефодий. [Врубель работал тогда над образами Кирилла и Афанасия, которым посвящен храм.] Врубель требовал моего мнения. Я находил все правильным. Говорить последнее слово было трудно, так как Михаил Александрович был во всем крайне своеобразен, даже в самом ведении работы.
Кроме чувства красоты тона, он необычайно чувствовал форму. В этом живописце плотно находился и скульптор. Его Христос, будучи вполне натушеван, так сказать вылеплен силою разнообразных и тонких полутонов, был без зрачков. Глаз был обработан, как у мраморной статуи. На мой вопрос, почему это так, он говорил: "Да это же пустяки; зрачок навесть ничего не стоит. Это роскошь. Но я его не трогаю, потому что он мне мешает поточнее округлить, охарактеризовать форму глаза. Мне кажется, выражение ясно и найдено". Я соглашался с этим, только улыбаясь: я зрачкам придавал значение. Богоматерь точно также смотрела слепой. Тип Богоматери он взял с общей знакомой нам госпожи в России. Это было ярко выражено, и я не мог этого не заметить. [Речь идет о Э. Л. Праховой.] Он рассмеялся:
— А вы узнали?
— Да, только вы дали ей другое выражение; в натуре это неудержимая крикуха, а у вас — кроткое, тихое выражение.
— Разве она крикуха? Нет, это вы ее не знаете. Видимо, у нас от одного и того же субъекта были различные впечатления. Врубель по нескольку часов сряду, не отрываясь, с большой любовью работал над этими образами. Он работал кистью и масляными красками своеобразно: не прокрашивал целые площади, как обыкновенно, а все прокладывал штрихами, делая это тонкими кистями. Как в хорошей, строгой гравюре, штрихи шли по всем поворотам складок. Это дает всему, и сейчас в оконченном виде, своеобразный вид.
Утром после кофе, которое нам подавал слуга, я уходил, рисовал и писал в музее Академии или что-либо осматривал. А Врубель не отрываясь сидел за образами. Я приходил около четырех часов усталый, изнервированный и иногда прямо нападал на Врубеля:
— Да когда же вы наконец сделаете зрачки у Христа? Михаил Александрович смеялся:
— А разве это вас тревожит?
— Да мне это подымает нервы, это — ни скульптура, ни живопись.
— А я, представьте, и не замечаю, — говорил он, — что у Христа зрачки не сделаны.
Работал Врубель без всякой модели: ни манекена, ни натурщицы никогда для этих образов не было. Натурщик из Академии приходил рано утром, чистил кисти и уходил. Раз попросил Врубель меня подержать и показать свою руку для руки одного из святых, но это продолжалось не более двух-трех минут. Михаил Александрович, внимательно взглянув, поблагодарил и отпустил меня.
В Венеции я прожил до 5 апреля. Обедали мы в очень скромной тратории. Мы были тут самые важные гости. За нами сеньор Эторе очень ухаживал. Обыкновенными посетителями тут были приказчики лавочек, небогатые хозяева, один гондольер, один камердинер из ресторана: все люди далеко не высокого полета; все приходят с грошовыми газетками в кармане. Все необычайно вежливы, хотя шумливы, болтают без умолку; но мы знаем, что нашего места никто из них не займет, а если займет, то моментально все подвигаются или же лишний уходит за другой стол. Здесь у каждого в известный час свое место. Мы со всеми ими кланяемся, даже на улице.
___________
1Николай Иванович Мурашко — основатель Киевской рисовальной школы.
1|2
 Врубель М.А. Орнамент с водяными лилиями. Мотив росписи панели в боковых приделах Владимирского собора в Киеве. 1889. Бумага, тушь, перо, акв., серебр. краска. 18,1х11,4. ГРМ |  Врубель М.А. Принцесса Греза. 1896. Эскиз панно для выставки в Нижнем Новгороде. ГРМ |  Врубель М.А. Суд Париса. 1893. Декоративное панно, предназначенное для лестницы в доме Е.Д. Дункер в Москве. Триптих. |